Задумалась о том, а почему, собственно, я так люблю злодеев? Если стандартная концепция "ранимости" и тонкой души, вследствие которой хороший, в сущности, человек вдруг как-то случайно начинает резать головы, вызывает у меня решительное отторжение.
Кажется, меня привлекают пограничные состояния.
Балансирование на краю. На краю безумия (да, вот прямо сейчас, извините за неровный почерк...). На границе между жизнью и смертью - это разнообразные живые мертвецы. На границе между человеком и чем-то иным - это оборотни или одержимые. На моральной границе: когда человек не безнадежно плох, но, так сказать, ненадежен - непредсказуем, ты не знаешь, как он поступит в следующую минуту (привет, старина Мерл!). На границе между правдой и ложью: хитрец и интриган, который вдруг вынужден сказать правду или поступить по совести. Между победой и поражением - когда на кону стоит все. Резкие взлеты и падения, какие-то страшные испытания или усилия, крутые перемены в судьбе...
Все это гораздо чаще встречается у героев "серых" или "темных".
Кажется, единственный случай, когда мне сильно нравился положительный герой - это был оборотень Огнеяр из книжки Елизаветы Дворецкой. Вполне положительный - но оборотень; и из-за этого окружающие смотрели на него косо, да и его самого сильно доставало это существование в двух мирах, где в обоих он был чужаком. Сочиняя про него, я именно на этом делала акцент.
И второе привлекательное свойство, не связанное с первым и куда более простое - бьющая через край энергия и жизнелюбие, как у Вонсяцкого или у покойного Немцова.
Но и это почему-то куда чаще встречается у персонажей, гм, не особо положительных. А положительные все больше такие зануды!..
Не в Обзоры.
Кажется, меня привлекают пограничные состояния.
Балансирование на краю. На краю безумия (да, вот прямо сейчас, извините за неровный почерк...). На границе между жизнью и смертью - это разнообразные живые мертвецы. На границе между человеком и чем-то иным - это оборотни или одержимые. На моральной границе: когда человек не безнадежно плох, но, так сказать, ненадежен - непредсказуем, ты не знаешь, как он поступит в следующую минуту (привет, старина Мерл!). На границе между правдой и ложью: хитрец и интриган, который вдруг вынужден сказать правду или поступить по совести. Между победой и поражением - когда на кону стоит все. Резкие взлеты и падения, какие-то страшные испытания или усилия, крутые перемены в судьбе...
Все это гораздо чаще встречается у героев "серых" или "темных".
Кажется, единственный случай, когда мне сильно нравился положительный герой - это был оборотень Огнеяр из книжки Елизаветы Дворецкой. Вполне положительный - но оборотень; и из-за этого окружающие смотрели на него косо, да и его самого сильно доставало это существование в двух мирах, где в обоих он был чужаком. Сочиняя про него, я именно на этом делала акцент.
И второе привлекательное свойство, не связанное с первым и куда более простое - бьющая через край энергия и жизнелюбие, как у Вонсяцкого или у покойного Немцова.
Но и это почему-то куда чаще встречается у персонажей, гм, не особо положительных. А положительные все больше такие зануды!..
Не в Обзоры.
Подобно тому как в древности правители городов неусыпно держали в поле зрения племена варваров, которые рыскали вокруг их стен, так дон Корлеоне зорко следил за всем, что творится на белом свете, вне его владений. От него не укрылось пришествие Гитлера, падение Испании, сделка, на которую Германия вынудила пойти в Мюнхене Англию. Со стороны, вчуже, он ясно видел, что надвигается глобальная война, и безошибочно осмыслил, что из этого проистекает. Его собственный мир станет лишь неприступней. И еще: тому, кто не разевает рот, кто действует с умом, в военное время легче нажить состояние. Только для этого необходимо, чтобы, пока за крепостными стенами бушует война, внутри царил мир.
Этот призыв дон Корлеоне пронес по всей стране. Он совещался с соотечественниками в Лос-Анджелесе, в Сан-Франциско и Кливленде, в Чикаго, Филадельфии, Майами и Бостоне. Он стал апостолом мира в мире преступлений и к 1939 году сумел добиться того, что оказалось не под силу сделать для враждующих государств папе римскому: наиболее влиятельные подпольные организации Америки договорились между собой и в рабочем порядке заключили соглашение. Подобно конституции Соединенных Штатов, это соглашение полностью признавало за каждой из договаривающихся сторон право самой решать внутренние дела в пределах своего штата или города. Договор предусматривал лишь разграничение сфер влияния и согласие сохранять мир.
А потому и в 1939 году, когда грянула Вторая мировая война, и в 1941 году, когда в нее вступили Соединенные Штаты, в империи дона Корлеоне господствовали мир, спокойствие и полная готовность пожинать наравне со всеми золотые плоды подъема, который переживала американская экономика.
Для иллюстрации очень годится разница в свободе между "хорошей маминой девочкой" и девочкой, живущей для себя, а не чтобы угодить маме-бабушке-общественному мнению (уже во многом вымышленному). Потому что разница свободы и несвободы чрезвычайно наглядна. Имхо, у бабочек так же, в смысле, злодей, который не садист, умен, добивается осмысленных и понятных нам целей и имеет собственный внутренний этический стержень, дает читателю-зрителю ощущение свободы. Этический стержень или набор личных ценностей нужен, потому что без него человек с возможностями и малыми ограничениями имеет высокий риск ухода в беспредел по принципу "потому что могу". Хотя борьба с личным уходом в беспредел это тоже очень интересно!
Имхо, оборотень это тоже показывает - он живет в двух мирах, имеет большее поле возможностей.
Почитала у la cruz в фейсбуке запись о "Мастере и Маргарите" с вашими комментариями. А вы тоже считаете, что там нет положительных героев? По-моему, кот - очень положительный.
Моя любимая сцена.
Никто не оказался не только убит, но даже ранен; все, в том числе и кот, остались совершенно невредимыми. Кто-то из пришедших, чтобы это окончательно проверить, выпустил штук пять в голову окаянному животному, и кот бойко ответил целой обоймой. И то же самое – никакого впечатления ни на кого это не произвело. Кот покачивался в люстре, размахи которой все уменьшались, дуя зачем-то в дуло браунинга и плюя себе на лапу.